Тут уже боярская дума конкретно затрепетала.
— Не совсем так, царица-матушка, — приоткрыл глаза Виталик, сунул руку под шубу и выудил оттуда пухлую папку. — У меня тут на всех досье есть. За исключением двух-трех порядочных бояр, особо в криминале и измене не замешанных, здесь половина дураков…
— Ну, это не новость, — хмыкнула царица. — А вторая половина?
— Куплена, — лаконично ответил царский сплетник.
— И хорошо куплена? — оживился Гордон.
— Думаю, половину годового бюджета Руси мы с них стрясем, — успокоил державного Виталик.
— Отец родной! — плюхнулся в ножки сплетнику Малюта, непременный участник всех заседаний боярской думы. — Благодетель! Дай почитать! — Трясущиеся руки палача потянулись к папке. — Я со своим испанским сапогом из них годовой бюджет выбью!
— Куда лапы тянешь! — треснул его посохом по лбу Виталик. — Маньякам секретную документацию читать нельзя.
— Фу-у-у… — с облегчением выдохнула как минимум половина думы и тут же заголосила:
— Да какой он изменник?!
— Правильным путем идешь, сплетник!
— Только скажи, и мы все как один на борьбу с ворогами земли Русской встанем!
— Как такой святой человек мог Надышкина убить?
— Конечно, не мог, он в это время со мной чай пил! — войдя в раж, заявил какой-то боярин.
Дурной пример заразителен. Половина думы тут же начала обеспечивать Виталику алиби. А один вообще догадался заявить, что царский сплетник в это время к его дочери сватался.
— Ну, ты ври, да не завирайся, — вскинулся Виталик.
— Но ты же намекал…
— Я те ща посохом-то намекну!
Тут в зал вошел дьяк посольского приказа.
— Царь-батюшка, к вам срочно просится на прием Климент Четырнадцатый.
— Епископ?
— Он.
— Зови.
Боярская дума, радуясь перемене темы разговора, тут же угомонилась. В зал заседания боярской думы вошел Климент XIV, в миру Варфоломей Виссарионович. Он был так взбешен, что с ходу разразился гневной тирадой:
— Ваше царское величество, меня предупреждали, что я еду в варварскую страну, но я даже не подозревал, насколько варварскую. Меня только что ограбили! Прямо в костеле, под образами святых!
— Кто посмел? — нахмурился Гордон.
— Какой-то местный криминальный авторитет.
— А конкретнее можно? — подал голос Виталик, сдвигая посохом шапку на затылок.
— Его тут все так боятся, что мне даже имя назвать отка… — Глаза епископа полезли на лоб, и он опять, как недавно в костеле, начал ловить ртом воздух. — Это он… — выдавил наконец из себя епископ и начал тыкать пальцем в сплетника, — он! Это он ограбил меня!
— А-а-а, так вот в чем дело, — понимающе закивал головой авантюрист. — Опять братишка мой чудит, — пояснил он, поворачиваясь к Гордону с Василисой.
— Какой еще братишка? — возмутился Варфоломей Виссарионович.
— Женек. Он здесь, в Великореченске, мазу держит. Ты с ним, твое святейшество, поосторожней: парень он крученый и такой обидчивый, страсть! Чуть что не так, сразу пулю в лоб или нож в бок. Любит мой братишка повыделываться. Ходит весь в коже, при пистолетах. — Виталик, словно невзначай, распахнул полы шубы с царского плеча и попытался почесать грудь, но рука уткнулась в перевязь с пистолетами, надетую на черную кожаную куртку. (Бояре тихо охреневали от такой наглости, выпучив глаза на оборзевшего сплетника.) — Ты уж на него не серчай, твое святейшество, у него просто с головой не все в порядке. А тут еще, понимаешь, Дон убогого обидел. — (Гордон при этих словах поджал губы и недовольно запыхтел.) — Подставил, сволочь такая, самого царского сплетника, то бишь меня, по полной программе. Надышкина зачем-то убил. Вот братишку моего обида взяла, и он начал зверствовать. На Дона охоту объявил. Этот сицилийский выкидыш теперь в Великореченске персона нон грата. Скоро мочить его конкретно будут. Из бизнеса братишка этого итальяшку уже выкинул, осталось только полюбоваться на цвет его кишок. Ой, не завидую я теперь Дону, — удрученно покачал головой Виталик. — Видел я сегодня братишку поутру — страшно был зол. Собирался со своей бригадой какого-то козла на правеж ставить. Сказал, что этот нехороший человек из заморских стран приехал Дона и еще каких-то редисок баблом снабжать, чтобы они Русь-матушку изнутри изменой черной подрывали, — импровизировал напропалую авантюрист. — Двадцать тысяч полновесных золотых на это дело вороги земли Русской не пожалели. Кстати, твое святейшество, а у тебя много денежек пропало? — невинным тоном спросил сплетник.
— Найн, литл… — забормотал епископ, — пардон… мало, совсем мало.
— Какое счастье! Значит, это был не ты. А то ведь брат мой отмороженный — ни в Бога, ни в черта не верит. Где найдет, там и замочит: хоть в сортире, хоть в храме святом, ему без разницы.
— Извините, ваше царское величество, произошло досадное недоразумение, — забормотал епископ, — позвольте мне откланяться и…
— Так у тебя, твое святейшество, больше претензий к варварской Руси нет? — перебил его Виталик, поднимаясь во весь рост.
— Какие могут быть претензии? Я же говорю, досадное недоразумение!
— А у нас, — подошел к трону Виталик и братски потрепал Гордона по плечу, — есть.
— Ка… ка… какие? — пролепетал епископ.
— Здесь тебе не там. За базар отвечать надо, — одарил епископа ангельской улыбкой Виталик. — Оскорбить хозяина в его же доме, Русь Святую варварской назвать — это ж все одно что в лицо царю-батюшке плюнуть. Статус дипломатической неприкосновенности на вас не распространяется, так что у Малюты, кажется, появилась работа.